Катя из Слуцка, но сейчас живет в Минске. Ей 36 лет, у нее есть сын Макс, блог в Instagram и 8000+ подписчиков. А еще – два рецидива после лечения рака молочной железы, инвалидность первой группы и пенсия. CityDog.io записал историю Кати и добавил комментарий психолога: как поддержать близкого, который столкнулся с тяжелой болезнью.
Во время лечения рака груди. Катя прошла 8 курсов химиотерапии и операцию по удалению обеих желез с последующей реконструкцией. Примерно через полтора года после этого случился рецидив – метастазы пошли в кости: были задеты три позвонка, подвздошная кость и крестец. Локализация опасная: врачи предложили удалить яичники, предвидя возможные последствия.
А еще позже – после перенесенного коронавируса – у Кати наступил второй рецидив: метастазы обнаружили в легких. Как признается девушка, тот раз оказался самым сложным в психологическом плане: настолько, что в какой-то момент она допустила мысль «все, я уже, походу, скоро умру».
Начало: «Пока я делала компрессы, та маленькая штучка выросла почти на всю грудь»
Это был 2018 год. Кате 29 лет, она замужем и совсем недавно стала мамой сына Макса. В ее жизни много планов и движения, спорта и танцев. К этому моменту девушка даже в больницах никогда не лежала; первый раз – вместе с ребенком.
Чтобы успешно завершить грудное вскармливание, Катя купила специальный курс. Все прошло отлично. Но в какой-то момент девушка нащупала в груди маленькое образование: решила, что к врачу сходит, если оно не исчезнет. Говорит, тогда даже и не подумала, что это может быть онкология.
– Но эта штучка все не проходила, и мне мой тогда еще муж Жека сказал, чтобы я обязательно шла к врачу. Решила, что нужно для начала показаться гинекологу. Поехала в Слуцк к доктору, к которому с мамой всю жизнь ходили. Там мне сделали УЗИ и отругали за то, что я, наверно, неправильно завершила грудное вскармливание. Мол, надо было перевязываться. Сказали, что у меня скорей всего проток забит, – и назначили делать компрессики.
Пока я все это делала, та маленькая штучка выросла почти на всю грудь. Я связывалась с доктором, она говорила, что все нормально – она так рассасывается. Но ситуация не менялась. В итоге после очередного УЗИ мне дали направление в Боровляны, в онкологию. Полечили… С этого все и началось.
«Было страшно. Ждать результатов анализов. Потом сообщать такую новость близким людям»
— Наверное, пока не сказали, что это точно онкология, не верилось: ой, нет, со мной такого не может быть. Знаешь, мы же видели в фильмах, что рак – это смерть. И я тогда думала: «Нет, как я могу умереть? У меня ребенок только родился, столько планов…» Но когда позвонил доктор, я не рыдала, ничего такого, знаешь, не было. Примерно до того момента, пока физически не стало что-то болеть.
У меня было восемь сеансов химиотерапии – лечение давалось тяжело. Когда ты всегда бегаешь, как стрекоза, носишься везде, – и вдруг тебя прибило и ты не можешь даже поесть спокойно. После сеанса химиотерапии до следующего – три недели: две из них я отходила после препаратов, на третьей более-менее восстанавливалась, – а потом все заново.
А вот список адресов, где в Минске можно сделать УЗИ молочной железы
Рецидив первый: «Была готова до конца жизни передвигаться на костылях, но не снова проходить лечение»
– Знаешь, мне кажется, все зависит от того, в каких обстоятельствах жизненных ты находишься, узнавая свой диагноз. В самом начале мне было легче всего: для всех близких это шок, – и они будто объединились, окружили меня такой заботой, поддержкой и любовью. Жека сразу очень включился, помогал во всем.
Через года полтора после лечения рака молочной железы мне начала болеть нога. Было ощущение, будто я связку растянула. Мы даже с тренером в тренажерке перестали делать упражнения на ноги, чтобы не нагружать их. Тогда еще ковид был, все боялись ходить в больницы, – и я тоже сильно оттягивала этот момент.
Но как-то раз мы катались на картинге, и я врезалась в ограждение (после дождя было скользко) – и потеряла сознание. Все очень перепугались, отвезли меня в больницу скорой помощи, – и там я рассказала про ногу. В заключении МРТ было написано, что у меня выявлены патологические очаги.
Ну зачем? У меня только все стало налаживаться… Мне очень не хотелось этих химий: я даже была готова до конца жизни передвигаться на костылях (настолько болела нога, что я наступать не могла на нее – использовала костыли), чем снова проходить лечение. Но несмотря на это эмоционально я перенесла тот период довольно неплохо.
Наверное, я была заряжена после первого лечения от поддержки окружающих: благодаря блогу появилось много классных людей рядом, которые за меня переживали. Предлагали помощь, даже холодец из Бреста присылали, потому что знали, что после химии могу есть только его. Ты вроде уже отчаялся, думаешь, что лох какой-то, раз не можешь порадовать своих близких, а только огорчаешь их тем, что болеешь постоянно, – а тут малознакомые люди готовы для тебя на все. Это очень вдохновляет.
Как будто я в себя поверила. Я уже знала, что к чему – и сама всем говорила, что со всем справлюсь. Плюс мы с Жекой как раз разводились, а у меня вроде бы начинали потихоньку складываться другие отношения – и я находилась в такой небольшой эйфории влюбленности.
Рецидив второй: «Казалось, что это конец, что я просто не выживу от всех химий»
– А вот второй раз переносить рецидив было очень тяжело. В жизни была такая неопределенность: и инвалидность я получила, и деньги уже не могла сама зарабатывать, как раньше, и боли постоянные беспокоили, и в целом куча сомнений и тревожности. Плюс ребенок маленький, которому скоро в школу. Короче, было страшно. Какого-то, знаешь, чувства безопасности вообще не было.
Третье лечение проходило примерно полгода. И это такое состояние, когда ты лежишь, рыдаешь, блюешь, – а ребенок ползает вокруг тебя и хочет играть. К концу лечения еще какое-то время меня колбасило, я не могла есть, весила 34 кг – очень страшно было. Была уверена, что это конец, что я просто не выживу от всех химий и всего, что с моим организмом происходило.
Ситуацию усугубила еще одна история. На тот момент с мужем мы уже развелись: Жека по работе переехал в Грузию, был далеко от нас. У меня же начались новые отношения: с молодым человеком мы не жили вместе, просто встречались, виделись, когда мне было хорошо. То есть нашего с Максом быта он не видел.
Но в какой-то момент партнер предложил съехаться. Несмотря на то, что я предлагала хорошенько подумать, понимая, что это может испортить отношения, он все-таки настоял. Снял квартиру и забрал нас с Максом туда. А буквально через две недели я узнала про рецидив – метастазы были в легких.
«Вроде бы все как будто наладилось только, – и тут такая жопа»
— Начинаются снова эти химии, я опять никакая. Ну и мой молодой человек, конечно, офигел – и с моего состояния, и с того вообще, сколько ему всего нужно делать. Макс, видя, что мне плохо, ищет того, кому хорошо: он ребенок, ему хочется играть, веселиться. Партнер, наверно, неделю только вытерпел – и потом просто уходил, пока мы еще спали, и возвращался, когда уже спали.
В один из дней Макс не хотел идти в новый сад, рыдал все утро, – и я вместе с ним, потому что было плохо, а мы даже собраться не можем: мне очень сложно ходить после химий. А партнер в это время в соседней комнате спал, будто не слышал весь этот концерт.
В итоге в этот же день мы с Максом собрали вещи и уехали в Слуцк. Я надеялась, что молодой человек хотя бы будет приезжать ко мне, но он обиделся. Ну и потом были моменты, когда его друзья говорили, что ему надо нормальную девушку найти, а не тусоваться с какими-то там инвалидами, больными. В общем, я понимала, что отношения рушатся, что скоро все закончится, а мне так не хотелось, чтобы все заканчивалось.
В Слуцке, кстати, мне тоже не стало легче. Маме, у которой я сразу жила, я говорила, что мне нужна конкретная помощь – и больше ничего, потому что остальное меня будет напрягать. Но нет, мама помогает так, как она считает нужным, так, как ей хотелось бы, чтобы ей помогали. А меня это бесило все: появилось больше конфликтов, наши с ней отношения тоже тогда подпортились.
Короче, было очень тяжело в эмоциональном плане. В какой-то момент я стала понимать, что все, я уже, по ходу, скоро умру. Казалось, что это конец. И в тот момент я попросила о помощи одного из своих докторов. Меня приняли в 9-й больнице, прокапали, подобрали препараты, привели психотерапевта и назначили антидепрессанты. До того момента я не была в терапии. Но в этот раз специалистка сказала, что мне уже точно надо в поддерживающую терапию, потому что такие эмоциональные нагрузки – это жесть.
«После того как я нашла хорошего специалиста, все стало налаживаться»
— Я поняла, что мне надо у Жеки попросить помощи: никто мне не поможет так, как он. Я попросила его, чтобы он приехал, и мы решили, как быть с Максом: тогда у меня все еще были мысли, что я скоро коней двину. Настолько, что, когда Жека приехал, мы пошли и через суд сделали его главным опекуном Макса.
В итоге бывший муж побыл в Беларуси где-то полгода, и в это время мы думали, куда он с Максом может переехать, чтобы мне было удобно ездить к ним. Выбрали Варшаву. Конечно же, расставание с сыном было тоже тяжелым моментом. Но повезло, что я это могла проговаривать с психотерапевтом: она меня направляла в нужное русло. Ну и с Жекой мы постоянно поддерживали общение, с Максом всегда на видеосвязи были.
– Тебе за все время лечения сделали две серьезные операции. Как ты проживала эти моменты?
– Первая операция была с грудью. И это как будто бы даже порадовало, потому что свою грудь я просто ненавидела. Мне даже Жека как-то сказал, что это я сама накаркала. Был такой момент, когда я говорила что-то типа «Ненавижу эти сиськи, хочу, чтобы мне их отрезали». Грудь была очень большая, а во время беременности стала еще больше – мне реально было тяжело с ней.
А когда мне сказали, что будут удалять обе железы и что можно провести сразу и реконструкцию, сделав их маленькими, обрадовалась. Но, конечно, реконструкция – процедура не бесплатная, поэтому я решила провести небольшой сбор – и нужная сумма собралась буквально за день. После операции я проснулась уже с новой грудью.
С яичниками вышло все более грустно. Меня никто не предупредил, что перед началом лечения я могу заморозить яйцеклетки на случай, если в будущем захочу еще детей. Оказалось, что заведующий химиотерапевтическим отделением просто подумал, что раз у меня уже один ребенок есть, значит, хватит. Это был момент такой немного грустный.
Вначале, когда Макс еще маленький был, у меня даже мысли не было: я всегда думала, что у меня один ребенок будет. Но, наверно, когда сын в первый класс пошел, я подумала, что он так быстро начал расти, а у меня вроде и силы есть, и жизнь какая-то начинается… Конечно, жалко, что не было возможности заморозить яйцеклетки, а удалить яичники, по словам врачей, надо было обязательно, чтобы метастазы не локализовались там.
«Сейчас я не в терапии, не на антидепрессантах, – и хочется перейти на более слабые обезболивающие»
– Последние три года у меня инвалидность первой нерабочей группы. Мне выплачивается небольшая пенсия, но я снимаю в Минске квартиру, поэтому как только приходят деньги – сразу же отдаю их за аренду.
Ну и подрабатываю всякими разными штуками, которые я умею – в основном снимаю видосы для соцсетей, делаю и продаю украшения, веду блог в инстаграме. Чуть больше года хожу в протестантскую церковь – там тоже пастор меня поддерживает, дает какие-то подработки.
В целом в жизни все наладилось – и в эмоциональном плане, и в физическом как-то все стабильно. Единственное, есть еще моменты неопределенности: Макс в Варшаве, я в Беларуси, – а хочется хотя бы в одной стране жить. Но сама переехать пока не могу – привязана к своему лечению: раз в 10 дней хожу за рецептами. Надо узнавать, как я со своей инвалидностью и лечением могу устроиться в другой стране. А пока делаю визу и езжу к Максу – раз в два месяца мы видимся: сливаем все бабки, какие я заработала, возвращаюсь домой и стараюсь любыми способами заработать снова, чтобы поскорее опять к нему поехать (смеется). Такие обстоятельства.
Сейчас я не в терапии, не на антидепрессантах, – и хочется перейти на более слабые обезболивающие. Кажется, что можно уже двигаться в эту сторону, потому как чувствую, что сейчас мое состояние более стабильное, чувствую силу в себе и что могу потихоньку от этого всего избавляться.
Комментарий психолога: «Всегда нужно прояснять, какую именно поддержку хочет получить человек»
анита змиевская
врач, гештальт-терапевт, супервизор
– Как вести себя с человеком, который столкнулся с таким тяжелым диагнозом, его близким и друзьям?
– Точно можно говорить о своих чувствах, но только путем «я-посланий» («Я волнуюсь за тебя», «Мне больно / горько»), а не «Ты меня беспокоишь». Не нужно перекладывать на человека еще и ответственность за свои чувства.
Очень важно оказывать качественную поддержку. Но при этом всегда прояснять, какую именно поддержку хочет получить человек: «Я хочу тебя поддержать. Что я могу для тебя сделать?» Не нужно додумывать, догадываться, потому что мы зачастую из своей проекции, зная, что бы меня поддержало, начинаем такую же поддержку предлагать другому. А это так не работает. Другой – он другой. И если для меня поддержка – одно, то для вас поддержкой может оказаться совершенно другое.
Не нужно говорить слов, отрицающих диагноз и обесценивающих: «Это все фигня, мы справимся», «Посмотри, другой тоже заболел, а у него хуже стадия». Это из разряда «волосы не зубы – отрастут, это все временно». Человек с этим столкнулся в моменте «здесь и сейчас», и больно и плохо ему сейчас. Поэтому лучше использовать такие фразы: «Я тебе сочувствую, я рядом, я с тобой. Мы вместе справимся, будем делать все возможное».
Не нужно говорить «Все будет хорошо», потому что никто не знает, как будет, – и такое послание может звучать пугающим, непонятным, не имеющим точек опоры. Еще очень важно не говорить таких вещей, как «А сколько тебе осталось?», «А что вообще говорят?», «А какие прогнозы?».
Еще очень важно не говорить: «Держись, ты сильный, ты справишься». Это послание лишено точек опоры. Когда человек столкнулся с диагнозом, он и так очень много делает, старается, выполняет все предписания врача. Он и так держится, он и так справляется. А такие слова вводят в некий когнитивный диссонанс: «Ага, значит, я делаю недостаточно, раз мне другие все равно говорят “держись”».
Транслировать о том, что вы рядом (и быть рядом), что готовы помочь, поддерживать, не отрицая и не обесценивая тех переживаний, которые сейчас проживает человек, – лучшее, что можно сделать. «Я с тобой. Вместе мы точно сильнее, чем ты один в одиночку».
– А как помочь самому себе, если узнал о тяжелом диагнозе и проходишь лечение?
– Здесь очень важно опираться на то, что это такой диагноз, где и правда одну из ведущих ролей играет психологическое состояние. Когда я сама столкнулась с онкологией, мне очень помогла фраза доктора «вы – это то, что в вашей голове». И это тот постулат, на который я очень опираюсь в своей работе. Правда, психологически настроенное успешное исцеление от заболевания – это во многом залог успеха. Очень важно верить.
Также важно не замыкаться, помнить, что группа людей – гораздо большая сила, чем ты в одиночку. Поэтому лучше стараться идти к людям и не закрываться. Если удастся найти человека, который прошел этот путь успешно, и взять у него поддержку, – прекрасно. Если нет, то ни в коем случае не погружаться в огромное количество информации про свой диагноз, утопая в историях неблагоприятного исхода.
Очень важно опираться на своих близких и важно просить о помощи: «пошли погуляем», «помоги съездить со мной, пожалуйста, к врачу». Опять же: не оставаться одному. Это огромный кит, на котором держится успешная история исцеления.
По поводу техник. Если человек понимает, что погружается в такую агонию, в стадию шока или когда охватывают панические атаки, – важно заземляться. Сесть, опереться ногами о пол, почувствовать землю и дать себе послание «Я живой, я чувствую землю». И также дышать: делать небольшие вдохи и глубокий выдох. Паника любит кислород, поэтому очень важно выдыхать.
Но вообще лучше самолечением не заниматься. Если человек понимает, что не справляется, – идти к психиатру, к психотерапевту – за медикаментозной помощью, за коррекцией, за поддержкой. Есть прекрасные специалисты, которые могут сопровождать на этом пути, оказывать помощь и поддержку.
Перепечатка материалов CityDog.io возможна только с письменного разрешения редакции. Подробности здесь.
Фото: Pexels.com, Instagram.com. Видео: Instagram.com.
